Меня зовут Камлюк Елена. Я выросла в православной деревенской семье. В детстве мои бабушка и мама часто брали меня по праздникам в церковь, где мне очень нравилось проводить время, рассматривать иконы, слушать душевное пение бабушек, следить за всем, что там происходит, а иногда и самой принимать участие. Конечно же, я ходила туда только потому, что все ходили, и делала я все то, что там делали. Но осмысленности и понимания происходящего в моих действиях, несомненно, не было. Повзрослев, я уехала учиться в Минск. Потом началась взрослая жизнь, и я совсем отошла от Бога и в церковь заходила крайне редко и только для того, чтобы поставить свечку и помолиться, попросив о чем-либо.
Однажды на свадьбе я познакомилась с парнем. У нас завязались близкие отношения, и вскоре я узнала, что жду ребенка. Конечно, сразу я испугалась, мне было стыдно, ведь я была не замужем, и перспектива остаться матерью-одиночкой тоже пугала меня. Но мой молодой человек поступил порядочно: он женился на мне. Я стала женой, внутри меня росла новая жизнь – я должна была быть безгранично счастлива. Но проблема заключалась в том, что мой муж был наркоман. О его проблеме я узнала еще до свадьбы, но в тот момент, будучи неопытной наивной и влюбленной, я даже и не подозревала, через какие испытания мне придется пройти. Я верила, что мы со всем сможем справиться сами… Однако я сильно заблуждалась, так как только придя к Богу, мы смогли справиться с нашей бедой.
Ужас наркомании заключается в том, что один человек, употребляющий наркотики, губит свою жизнь и делает массу людей абсолютно несчастными. Так было и в нашей семье. Больше всех страдала мама. И, я думаю, только из-за нее я и не ушла от Сергея. В ее глазах читались такая боль, таска и безысходность, жизнь потеряла какой-либо смысл, и казалось, не было никакой надежды на светлое будущее. Ситуация усугублялась еще тем, что беременность моя протекала очень тяжело. Проблемы с почками, которые никогда раньше меня не беспокоили, грозили прерыванием беременности. Я постоянно лежала в больнице, принимала огромное количество лекарств, перенесла несколько небольших операций и очень боялась за свого ребенка. Но, несмотря на все тяготы жизни, я никогда не теряла веру в лучшее, постоянно просила (как умела) Бога о помощи, и знала, что все будет хорошо. Я родила здоровую девочку, восстановилась сама, и так получилось, что сестра мужа, каким-то чудесным образом, нашла в Интернете информацию о группе созависимых, куда стала ходить мама Сережи. И буквально через пару недель мы отправили его в христианский реабилитационный центр.На данный момент мой муж уже более года живет в чистоте. Он прошел программу восстановления, продолжает общаться с пастором Александром, созванивается со служителями и ребятами, которые прошли программу вместе с ним. Каждый месяц он ездит на служение в реабилитационный центр в Новогрудок, помогая таким же, как и он. Сережа является членом церкви «Вифания», у него есть работа, семья и планы на будущее.
Столкнувшись с проблемой наркомании, я осознала, насколько беспомощен человек и как мы нуждаемся в Боге. Конечно же, пришла я к этому не за один день, и, можно сказать еще до сих пор двигаюсь в этом направлении. Но многие люди часто забывают о Боге, когда у них все хорошо, отдаются суете и мирским заботам, отодвигая Бога на второй план. Так было и в моей ситуации. После того, как Сергей избавился от наркотической зависимости, у нас появились другие проблемы, в которые мы с головой погрузились. Но вскоре заболела наша дочь, и то, что она сегодня с нами это Божья милость.
Мы пошли в детский сад с огромной радостью, так как ребенок очень любит детей. Через три дня у нас начался страшный понос. Два дня мы пытались справиться сами, и казалось, состояние улучшилось, а на третий день Наташка просто не встала утром с пастели и вообще была пассивна, не хотела ничего ни есть, ни пить, а ночью в стуле появилась кровь. В тот момент мы были у бабушки в Копыле, и днем мы показывали девочку врачу, но нам объяснили, что ничего страшного нет, ребенок просто обезвожен, и поставили капельницу. Ночью мы повезли ее в Минск. Я всю дорогу прислушивалась к ее дыханию и гнала из головы страшные мысли, которые роем лезли туда, а Сережа выжимал из машины все, что мог. Мы приехали в инфекционную больницу, где нам объявили диагноз (ротовирусная инфекция и кишечная палочка) и положили в стационар. И начался кошмар: Наташка слабела на моих глазах, ничего не ела, отказывалась пить и просто тихонько лежала, что не характерно для детей ее возраста (2,5 года). К нам постоянно ходили врачи, ничего не говорили, делали море анализов, ставили капельницы, давали какие-то препараты. Через сутки нас перевели в реанимацию, где лечение было еще интенсивнее. Я понимала, что все плохо, старалась помогать медперсоналу, но сердце мое разрывалось от боли за моего ребенка. Никогда из моей памяти не сотрется момент, когда Наташке ставили мочевой катетер, а она смотрела на меня, просящими о помощи глазами, а мне еще приходилось и держать ее. Но это было только начало. Еще через сутки мой ребенок перестал мочиться, и нам объяснили, что организм от сильного обезвоживания не справился с нагрузкой, и отказали обе почки. Нас перевели во 2-ю городскую детскую клиническую больницу. Но весь ужас состоял в том, что мою кроху положили в реанимацию одну, объяснив, что у них просто не положено родителям находиться рядом с детьми, так как у них проводится сложное лечение. На тот момент я не могла понять, как эти бесчеловечные врачи могут забирать больного ребенка у матери, обрекая ее на невероятные страдания. И только позже я осознала, что врачи, во-первых, спасают жизнь, используя каждый шанс, а во-вторых, сердце мое просто не вынесло бы всего того, что делали с ребенком.
Несколько дней нас вообще к ней не пускали. Но мы все же ездили в больницу несколько раз в день, чтобы хоть постоять около двери реанимационного отделения, вызывали кого-нибудь из медперсонала и задавали один и тот же вопрос: «Ну, как?» И каждый раз на протяжении двух недель мы слышали один и тот же ответ: «Ничего нового, лечим». И мы шли домой. Я все время плакала, рыдала до тех пор, пока от усталости и нервного напряжения не проваливалась в сон. Я думала: как же так, она ведь только жить начала, моя девочка, ничего плохого не сделала, а такие испытания должна переносить. Я сейчас не могу описать, что я тогда чувствовала, и какие мысли одолевали меня. Но!!! Я не сомневалась в моём Господе, и мы с мужем постоянно молились!!! И не только мы. В борьбе за жизнь нашей девочки принимало участие огромное количество людей, даже те, которых мы не знаем. И сегодня я хочу всем сказать огромное материнское спасибо. Время и все вокруг нас остановилось, мы не могли ничего делать, не хотелось никого видеть и слышать. Сережа уходил на работу и через час возвращался, так как руки опускались, и в голове были только мысли о ребенке.
Через несколько дней меня первый раз пустили к моей девочке. Она была после операции. Я и сейчас плачу, когда вспоминаю, как увидела мою беспомощную, привязанную за обе ручки Наташку, и как она постоянно меня просила дать ей водички, а рядом стояла медсестра и объясняла, что пить ей можно только через пол часа. В тот момент мне хотелось рыдать в голос, обнять моего ребенка, прижать к груди, носить на руках, ласкать, целовать… А мне позволили только несколько минут постоять рядом, подержать ее за ручку и мило улыбаться. Сердце стучало где-то в горле и мне каждую минуту казалось, что оно вот-вот вырвется наружу и разорвется от горя. Но надо было быть сильной. Но самые страшные испытания еще ждали меня впереди.
Еще в первый день, когда мы попали в больницу, нам не давали никаких шансов и объяснили, что лечение будет очень сложным. Наш диагноз звучал следующим образом: гемолитико-уремический синдром, тяжелой степени острая почечная недостаточность, стадия восстановления диуреза. Взрослым в этом случае делают гемодиализ, то есть в подключичную вену ставят катетер, и очищение крови осуществляется с применением аппарата «искусственная почка». Детям же проводят диализ, тат как у них тоненькие вены. Врачом осуществляется хирургическое вмешательство для вшивания пластиковой трубочки - катетера - в брюшную полость для осуществления диализного доступа. Во время сеанса, брюшная полость, через катетер, постепенно наполняется жидкостью, которая впитывает продукты распада и очищает кровь, выполняя тем самым функцию почек. Затем жидкость откачивают и повторяют процедуру несколько раз. Наташке два раза вшивали эту трубочку, и оба раза диализ у нас не шел. Мы подписали море разрешений на операционное вмешательство (в итоге их было три), на переливание крови, на установку катетеров. И в итоге нам еще сделали и гемодиализ. Один, второй, третий и почки постепенно начали работать, наша девочка понемножку стала мочиться. Врачи объявили, что худшее позади, но процесс восстановления займет от года до пяти. В итоге, мы целый месяц провели в реанимации. Затем, еще две недели лежали в стационаре (уже вместе со мной), где учились заново ходить, так как мышцы атрофировались, боролись с повышенным давлением, постоянно измеряли, сколько выпили за день, сколько выделили, практически каждый день сдавали общие анализы мочи и крови, биохимию и строго следили за питанием. Дома лечение продолжилось…
Очень тяжело переживать все снова, хотя я очень часто вспоминаю синие, полностью исколотые пальчики, как мне отдали Наташку из реанимации, и я плакала, а она меня просила больше никому ее не отдавать, как она еще месяц кричала по ночам, как у нее болели ножки. Но, слав Богу, все позади, и это лишь только воспоминания. И я благодарна всем, кто помог, поддержал в ту минуту: всем ближним, знакомым и незнакомым, молившимся за Наташку. Я благодарна Богу за всё, что в моей жизни было, т. к. во всём этом Он укрепляет мою веру.
